‘Всего лишь Конец Света’ – пьеса Жан-Люк Лагарса, рассказывающая совершенно простую историю: Луи [в исполнении Майкла Эмерсона] – обреченно больной артист, вернувшийся домой после долгих скитаний, чтобы сообщить родным, что он умирает. Вместо этого, он проводит свой последний день в кругу радушной семейной компании, пусть и совершенно эмоционально опустошенной. Его неумолимо приближающаяся смерть становится секретом, который знает только публика, и больше не единая душа. Хотя пьеса сконцентрирована на невозможности семьи принять и неспособности быть единым целым, в ней есть легкость, оптимизм и даже чуточку юмора.
Пьеса дает возможность остановиться на минуту и почувствовать, что все мы смертны, все совершаем ошибки, не имея достаточного желания, чтобы различать плохое и хорошее. Написанная в период, когда Лагарс сам понял, что умирает – работа является подарком ‘миру’, оставшемуся в стороне.
‘Слон в комнате’ (‘Elephant in the room’ – фразеологизм; означает правду, написанную черным по белому, которую не хотят или боятся замечать - прим. Rage) Статья Джерри Толмера
Само слово СПИД так и не прозвучало в самой постановке ни разу, однако действие было открыто словами Луи, а если быть точным – словами Майкла Эмерсона:
Позже, в следующем году Я соберу волю в кулак, я все равно умру -- Мне еще нет 34х сейчас, но будет на следующий год, и я умру в этот час.
Сам Лагарс, Рожденный в 1957 году, умер от СПИДа в возрасте 38 лет в 95 году в Париже. Пьеса была написана в 1990 году. Всего через 4 года после того, как он узнал смертельную правду. Драматург был не только отличным режиссером-постановщиком, он так же оставил после себя огромную коллекцию работ – более 50.
“То, что может ввести вас в тупик”, начинал свой рассказ Майкл Эмерсон - известный по своему великолепному изображению Оскара Уайлда в постановке ‘Мера Непристойности. Три Испытания Оскара Уайльда’ и роли в недавнем Бродвейском спектакле ‘Гедда Габлер’ – “это некий переход в самое пекло кусочка [который мы называли на репетициях - интерлюдия] состоящего из серии коротких, сюрреалистических снов, что видит Луи. Это самая затруднительная и побуждающая часть пьесы.”
“Луи как призрак, разговаривающий с нами, находясь по ту сторону. Я считаю, что сложно говорить о такой большой работе однозначно, но да, я нахожу ее забавной, как и любую классическую работу, что я делаю”, с глубокой осознанностью говорит Майкл Эмерсон.
“Ты проникаешься сочувствием к любому персонажу, что ты играешь. Я вижу Луи, как уязвимую, хрупкую личность в его 30 с хвостиком. Текст обязывает его быть писателем по профессии.”
“В сценарии нет ничего абсолютно конкретного о СПИДе. Мне нравится как и сам Лагарс пытается избегать этой темы. Он хотел, чтобы его пьеса была универсальной, говорящей об общем состоянии человека, неориентированного в текущих событиях, отрешенного от всего лишнего.”
Эмерсон [с усмешкой]: “Я всегда полагал, что комедии моя стихия, но я кажется не занимаюсь больше ничем, кроме того, как крадусь под покровом ночи, с тех пор, как я попал в Нью-Йорк [в середине 70х впервые, и в конце 80 уже насовсем]. Оскар Уайлд естественно великолепен, в пьесе есть и темная сторона и доля юмора, который элегантно можно применить даже в драме. ”
И все же, ‘Всего лишь Конец Света’ очень сложно истолковать.
“Исполнять роль тоже задача не из легких, но она крайне необычна. Сложность представления - это и есть та часть, которая привлекает - комплексная сложность, как чтение святых писаний. Я могу повториться, но поверьте мне – играть это легче, чем читать. Когда ты прогонишь текст пару раз, и каждый диалог – серьезный диалог – это уже борьба за поиск истины.”
Эмерсон никогда не слышал о Лагарсе, как и о его пьесах, пока не получил предложение от Люси Тибергхайн – актрисы, режиссера и хореографа – которая работала над пьесой со своим мужем Стефеном Белбером пару лет назад.
Это Люси перевела пьесу с французского языка, и занималась режиссурой с Белбером, ветераном компании Tectonic Theatre, у руля которой стоит Мойзес Кауфман.
Тем временем дождь за пределами нашего интервью закончился, и Майкл вышел подышать. Помимо недавней Гедды Габлер [где он играл напротив Кейт Бартон – “был период, когда без нее я не мог играть на сцене Нью-Йорка”] Эмерсон снимался в случайных фильмах то здесь то там, но сцена – действительно его любовь.
“Ты работаешь четыре дня без отдыха и сна, а потом остается одна строчка и ты понимаешь сколько тебя ушло. Я стараюсь принимать приглашения на телевидение, если только персонаж стоит того.”[Короткая пауза]“Я говорил, что каким-то образом выиграл Эмми в том году?” Да, за роль серийного убийцы в сериале Практика.
Что возвращает нас снова к мысли, что: “эта пьеса достойна внимания, ведь она посвящена тому, что все мы признаем, но неохотно говорим – мы не вечны.”
Сценарий, между прочим, не содержит не единого примечания для актеров. Это не беспокоит Эмерсона, он рассматривает руководство к действию как “меру строгого ограничения, что излишне. Я всегда думал, что это слишком самонадеянно и высокомерно, когда в сценарии написано, как ты должен преподнести ту или иную фразу: ‘нежно’, ‘иронично’ или ‘холодно’”.
“Я имею ввиду: пусть они отложат все свои нотации и оглядятся вокруг. Кто является самыми известными людьми, по произведениям которых ставятся пьесы? Мольер и Шекспир! У Шекспира никогда в жизни не было пометок для действий актера, хотя иногда так хочется, чтобы он объяснил некоторые моменты. Тоже самое и в этом тексте”, говорит актер, которому приходится вживаться в него.
“Лично я люблю недосказанность, когда я могу импровизировать, угадывать настроение”, говорит Майкл. “Что завораживает меня в данной пьесе – это кусочек чей то жизни, нарочно скрытой от глаз, теперь нуждающейся в представлении.”
Да, тема поднимаемая в пьесе была на пике обсуждений в то время, вернее это обсуждалось и осуждалось где-то на кухне, и замалчивалось где-то в глухой американской ферме, а когда вы выносите это на сцену, это становится открытием, октровением, обличением проблемы, и совсем необязательно говорить открытым текстом, ведь человек умирает на сцене, это видит зритель!!! Вы как будто подглядываете в замочную скважину за кусочком чей-то жизни, все происходит на сцене взаправду. "это кусочек чей то жизни, нарочно скрытой от глаз, теперь нуждающейся в представлении.” Это и есть чудо - театр!