Начиная разговаривать с
Майклом Эмерсоном, вы проводите первые несколько минут беседы, удивляясь тому, как... нормально звучит его голос. Если вы сейчас наблюдаете за ним в роли Лиланда Таунсенда из
EVIL («Зло») на Paramount+ или когда-либо видели в роли Бенджамина Лайнуса в
LOST («Остаться в живых»), вы, скорее всего, будете ждать подлянки. Вдруг он разведет вас на исполнение зловещего плана? Вдруг осуществит этот коварный план прямо у вас на глазах?
Но, нет. Эмерсон смеется куда больше, чем люди, которых он играет на телевидении. Он вдумчив, не спешит с ответами, взвешивая каждое слово. И он более чем счастлив продолжать играть экстравагантных и жутких персонажей. Во время нашего интервью он признался, что даже не знает, как окунуться в мягкосердечное амплуа.
Пока EVIL на перерыве (до 29 августа), мы с Майклом обсудили переезд сериала на Paramount+, прошлись по работе над его персонажем, сравнили подход к исполнению роли для театра и телевидения, затронули ромком и даже вспомнили LOST.
Мне кажется, что EVIL относится к сериалам, увлечение которыми подкрадывается совершенно незаметно. В первом сезоне все шло тихо, а затем в одночасье проект стал одним из самых обсуждаемых в интернете. Вы заметили?
Да. Я не знаю, что случилось. Возможно, это как-то связано с показом на Netflix во время разгара пандемии. Это сыграло свою роль, помогло найти аудиторию и закрепить ее. Но я не уверен, что дело лишь в этом. Как и вы, во время первого сезона я думал: «Что ж, скрестим пальцы». Ведь сериал далеко не стандартный для прайм-тайма, еще и на CBS. Но вот мы здесь. Еще и третий сезон будем делать.
Я считаю, что Paramount+ – это идеальный выбор для данного сериала. Многие люди, которые понимали идею проекта, смотря его на CBS, все равно имели предвзятое мнение. Потому что у них в голове уже было представление о том, какой контент производит линейное телевидение. Сейчас же, видя сериал на стриминговом сервисе, люди думают: «Опа, интересненько».
Я полностью согласен. Пусть радикальные перемены и представляют риск, но… Я думаю, что с EVIL все сработало в нашу пользу, даже по нескольким фронтам. Самое главное то, что мы заполучили новую аудиторию. К тому же, правила игры на потоковом телевидении более либеральны, чем то было дозволено на CBS. Мы внезапно стали немного более непристойны, немного более сексуальны, немного более жестоки. Мы даже перезаписали некоторые диалоги в будке, чтобы добавить ненормативной лексики. [Смеется]
Да, я заметил, что появился мат! Вы лично перезаписывали реплики?
Да, парочку выражений. Мы всегда говорили только «хрен» и «черт», а сейчас выражаемся правильно.
Мне кажется, что на шоу, посвященном таким странным темам, это абсолютно нормально. Нормально иметь возможность сказать «бл**ь».
Да, давайте не будем скрывать темную сторону человеческой природы хотя бы в лингвистическом плане. Давайте просто расскажем историю, как она есть.
Именно. Всякий раз, когда я рекомендую кому-то ваш сериал, я говорю, что он похож на облегченную версию Hannibal («Ганнибал»), которую вы можете посмотреть со своими родными. Это идеальное сочетание Law & Order («Закон и Порядок») с ужастиком. А вы смотрели «Ганнибала»?
Конечно. «Ганнибал» был замечательным сериалом. И подобное описание нашего шоу тоже вполне уместно. У меня есть племянники в юном подростковом возрасте, которые смотрят EVIL. Во время некоторых сцен они прикрывают глаза, но это от страха, а не из-за отвращения или шока. Так что, я думаю, вы правы.
На вашем шоу можно сказать, что Лиланд – это посланник ада, который буквально переполнен сатанинской силой. Или заявить, что он просто психопат, у которого есть грандиозный план. И обе версии можно подтвердить сюжетом. И обе они, в зависимости от вашей системы убеждений, кажутся реальными.
Грань очень приятно размыта, поэтому мы левитируем над золотой серединой. И эти сцены неопределенности очень интересно играть. Ведь даже я не знаю, где тут правда.
Именно об этом я хотел спросить. То есть, Роберт Кинг и Мишель Кинг не усадили вас перед собой и не сказали: «Так, вот вся правда о Лиланде»? Вы просто доверились им?
Да, все верно. И я не хотел бы, чтобы было как-то иначе. Мы не совещались, не устраивали встреч. Я согласился, потому что мне понравилась идея. Уже потом мне прислали сценарий пилота, а затем мы его отсняли. Дальше уже началась гонка за продление, но мы ни разу не обсуждали правду о моем персонаже.
Как и в LOST? Несмотря на то, что это очень разные шоу, оба привлекают таинственностью в сюжете. Чем отличается общение с четой Кинг от общения с Деймоном Линделофом и Карлтоном Кьюзом?
Хм. Я думаю, что особо ничем. То есть, сам процесс налаживания связи со сценаристами здесь точно такой же. Чем больше эпизодов мы снимаем, тем больше они узнают меня и запоминают мой набор инструментов. Следовательно, они начинают больше писать под мой стиль игры. Потом они присылают мне свой сценарий, а я возвращаю информацию через разные дубли. Вот такой у нас идет «разговор».
Недавно у меня была интересная беседа с Дж. К. Симмонсом. Мы обсуждали концовку фильма Whiplash («Одержимость»), где ему нужно было одновременно передавать дикую ярость и глубочайшее восхищение в одном кадре. Идея головоломки, когда речь заходит об исполнении, кажется мне очень привлекательной для профессии актера. Играть неоднозначность всегда интереснее. Есть много актеров, которые сразу хотят знать мотивацию персонажа, тогда как ваша мотивация – «кто, черт возьми, знает».
Двусмысленность – лучший подход. Это лучший инструмент, которым я владею. И это лучший инструмент, которым владеют очень многие актеры. И вам не нужно обманывать себя, не нужно ни подо что подстраиваться. Я не знаю, то ли я двоюродный брат сатаны, то ли социопат. Такая же схема была и в LOST, сюжет задавал похожие вопросы. Что это? К чему это приведет? Какие у него планы? Я не знал ответов тогда, не знаю и сейчас. И это освобождает. Мне не нужно следить за линией повествования и этическими вопросами. Я просто появляюсь на съемочной площадке в указанный день и стараюсь как можно интереснее подать выученные реплики.
В этом сезоне меня больше всего радует, что Лиланд, будучи презренным персонажем, задает тон всем комедийным сценам. Можете рассказать, как ему удается шутить в неподходящие моменты?
Я изначально думаю, что снимаюсь в комедии. В этом плане сценарии написаны очень умно, и я готов продолжать веселить окружающих. Но это до тех пор, пока я придерживаюсь тона шоу. Я не хочу, чтобы шутки персонажа вызывали раздражение, хоть он и обладает весьма странным чувством юмора. Почему бы ему не отличаться ото всех этих нормальных людей вокруг? Пусть чувство юмора помогает разжигать страх остальных персонажей перед ним.
В первом сезоне у вас было много сцен с Катей Херберс. Но в этом году Лиланд взялся докучать персонажу Майка Колтера. И мне очень нравится, как вы словами выкачиваете всю силу из этого физически пугающего мужчины. У вас с ним отличная химия.
Согласен. Но почему Дэвид внезапно стал основной целью Лиланда? Я не знаю. У них есть какая-то предыстория, ее упоминают, но она никогда не была полностью раскрыта. В этом году миссия Лиланда заключается в том, чтобы выбить из Дэвида весь религиозный пыл и не дать ему стать настоящим священником. Осталась еще половина сезона, кто знает, ответы могут ждать вас там.
Вы появились из ниоткуда в гостевой роли для The Practice («Практика»), затем получили популярность за счет LOST, а после восхищали фанатов ролью первого плана в Person of interest («Подозреваемый»). Теперь вы злорадствуете в EVIL. Но до этого вы долго работали на сцене, верно?
О да. Я провел годы, играя в классических пьесах и разъезжая по юго-востоку. Так я был обучен. И я долго выступал на нью-йоркской сцене, прежде чем получил роль на телевидении.
Есть что-то общее между работой на сцене и на телевидении? Похожа ли динамика? Вы чувствуете себя частью группы и там и там?
Конечно. Но иногда роль – это просто роль, ее важность не зависит от формы подачи материала. Иногда это просто набор навыков, способ вывести текст со страниц. Конечно, есть различия между тем, как вы готовитесь к исполнению этой роли для сцены и для телевидения. Вот тут приходится попотеть. Актеры сцены приходят ко мне и спрашивают, мол, как тебе удалось так измениться, чтобы работать перед камерой? И я отвечаю, что, на самом деле, это не так уж и сложно. Это всего лишь вопрос размаха. Нужно просто быть немного более спокойным и позволить аудитории приблизиться к вам, а не наоборот. Этому можно научиться за пару дней. И сам процесс работы на камеру не может не обнадеживать. Вы слышите «Снято!» и знаете, что всегда можете поправить свои ошибки в следующем дубле, начав сцену заново. Высший пилотаж не требуется. А вот уровень стресса в начале двухчасового шоу на сцене просто зашкаливает. Если что-то пойдет не так, ты должен будешь найти решение быстро и самостоятельно. Одни из самых ужасных моментов в моей жизни я пережил на сцене.
Столько лет вы оттачивали свое мастерство на сцене, затем получили всемирную известность посредством работы на телевидении. Наверняка сейчас люди названивают вам и предлагают роли, так ведь? Приятная эволюция.
Да, это правда. И это удивительно. Я счастлив, что достиг той точки, когда работа, которую я уже проделал, является рекламой того, что я мог бы сделать в будущем. И люди верят, что я найду свой подход. Я не могу объяснить почему, но очень многих работодателей привлекает что-то в моем голосе. Я не знаю. Что бы это ни было, я доволен.
Вы когда-нибудь хотели получить роль первого плана в ромкоме? Просто быть счастливым мужиком, улыбаться, а в конце заполучить девчонку?
Нет, я бы чувствовал себя потерянным в таких сериалах. Я всегда стремлюсь сделать персонажа объемнее, а не упростить его. Я всегда стремлюсь принять характер на себя. Я знать не знаю, как играть обычных мягкосердечных людей. Возможно, если бы это была правильная роль, я нашел бы способ подкрасться к этому типажу. Но я хара́ктерный актер, на экране я всегда человек немного зловещий, иногда жалкий, при этом обладающий хорошим словарным запасом.
Я рад, что вы так говорите. Я могу всю оставшуюся жизнь наблюдать, как вы играете подозрительных чудиков.
[Смеется] Это хорошо.
У меня есть еще один вопрос. Когда я сказал своим коллегам, что беру у вас интервью, один из них сразу же попросил напомнить вам о сцене «У вас, ребята, есть молоко?» из LOST. Вы помните ее?
Да, естественно! Она даже входит в мой шоурил.
Это одна из лучших сцен во всем сериале. И ведь камера просто смотрит на вас, пока вы рассказываете о зловещей гипотетической ситуации.
Я не припомню, чтобы к этой сцене было много указаний. В том бункере было тесно, и кто там был? Терри О'Куинн и Мэтью Фокс. Я думаю, эта сцена была идеальным проявлением каверзного характера персонажа. Сказать правду, как будто это шутка. Признаться, в чем заключается его план. Эх, хорошее было время. Иногда люди смеются над дублями, но в тот момент я не думал, удачно сказал или запорол. Я просто думал, есть ли способ сказать лучше? Потому что я знал, что это отличная реплика. Знал, что это своего рода кульминационный момент. Тон тоже должен быть правильный. Реплика должна была быть сказана достаточно театрально, чтобы охомутать зрителя, и в то же время правдоподобно исходить из уст персонажа. Все дело во времени, честное слово. Сколько ударов или четвертей ударов нужно ждать, чтобы сказать эту фразу? Похоже, что я правильно высчитал.
Это точно. Мы все еще говорим об этой сцене 15 лет спустя. Это было начало грандиозной тропинки, ведущей к высокомерию персонажа.
Да. Должен сказать, сценарий был потрясающий. Вы даете злодею рассказать длинную и скучную историю, которая ужасно правдоподобна. Позволяете этому повествованию тянуться несколько дольше, чем положено. И вдруг на заднем плане трепещущая музыка струн заставляет волосы встать дыбом у вас на затылке, а затем он выдергивает коврик у вас из-под ног… Великолепно.